Барыш Манчо знаменит в Турции прежде всего своей музыкой. Он стоял у основания анатолийского рока, то есть синтеза восточной и западной музыки. В начале этой работы он брал известные народные песни («тюркю») и переводил их в западный минорный лад, сохраняя, тем не менее, основной музыкальный смысл мелодии. Вскорости он стал писать собственные вещи в анатолийском «синтетическом» стиле. Иногда для них были характерны необычные тональности. Я более подробно написала об этом в статье про анатолийский рок. Там я пришла к выводу, что синтез таких разных ладов, как восточный макам и западный мажороминор, привел Манчо и других анатолийцев к расширению музыкального сознания. Но вообще-то в музыке Манчо прежде всего мелодист.
Сейчас я хочу более подробно остановиться на текстах песен Манчо. Сам Манчо говорил про себя, что он больше поэт, чем композитор, что песни он пишет ради мысли. Музыка – это способ сделать мысли более доходчивыми. Он тут преуменьшил значение музыки, но хотел таким образом обратить внимание на свои тексты.
Все анатолийцы писали тексты, ориентируясь на традицию ашиков (ашугов). Ашики – восточные барды. Иногда их сравнивают со средневековыми трубадурами, но это не совсем правильно. Во-первых, движение и стиль ашиков существовали почти до наших дней. Во-вторых, поэзия у ашиков чисто восточная. Восточная поэзия по большей части возвышенна, метафорична и образна, часто религиозна. Европейские трубадуры великой поэзией не прославились, а ашики писали гениальные стихи.
В поэзии ашиков есть традиция, идущая ещё от суфиев. Все они постоянно упоминают как своих учителей Руми (в Турции его называют Мевлана) и Пира Султана Аблала. Последний был алевитом, а не суфием, но по отношению к ортодоксальному исламу это вещи схожие. Оба течения делают упор на человеческую нравственность и доброту, а не на исполнение принятых законов. Вполне естественно, что в 60е годы, годы появления рока и поисков свободомыслия, такая неканоничная религиозность была востребована.
Манчо – типичный неканоничный верующий. Из мусульманства он берет, фактически, только моральную и мистическую темы, но не догматику. Самая его глубокая и программная вещь о религии – Dört kapı (Четыре двери). Даже в его любовных песнях постоянны упоминания расставания души с телом, Судного дня, ангелов и рая. Есть и песня, напоминающая рождественскую – Bugün bayram (Сегодня праздник). В молодости он учился в Европе, христианство хорошо понимал и не считал враждебным исламу. В Bugün bayram есть поразительная строчка: «Во время праздников ангелы грустят». Она очень напоминает мне по духу суфиев, которые всегда обращали внимание на душевные состояния и ценили печаль и грусть. Они приближают к Богу (наверное, как и искренняя радость), а не молитва словами без смысла.
И вот здесь мне и хочется сказать главную вещь о творчестве Манчо. Если брать все его вещи вместе, то очевидно, что своими песнями он создал мир. Надо полагать, этот мир он сначала придумал для себя. Насколько я понимаю, при всей своей внешней общительности и доброжелательности, на более глубоком уровне он был глубоко погружен в себя. Как и свойственно творцам, он был практически целиком эгоцентричен, не в психологическом смысле, а в экзистенциальном: его расположенность была направлена только на собственные переживания и рождающиеся из них образы и фантазии. Вот, например, ранняя вещь Kol düğmeleri (Запонки). Так и видишь подростка, перебирающего пуговицы и придумывающего о них печальные истории о расставании.
Правда, есть исключения: песня Sarı çizmeli Mehmet ağa (Господин Мехмет в жёлтых сапогах) посвящена реальному человеку. Он даже разыскал его могилу на Кипре и благоустроил ее. Так что умел иногда покидать свой мир и действовать в реальности. Но что мы узнаем из этой песни? Ничего, она представляет собой проповедь. Она, собственно, первая явная проповедь у Манчо, вслед за которой последовал ещё десяток (Kazma, Ahmet Bey’in Ceketi, Ce sera le temps, Dıral Dede'nin Düdüğü, Eğri eğri doğru doğru, Halil İbrahim Sofrası, Hemşerim Memleket Nire, Olmaya Devlet Cihanda, Yol). Причем над манерой проповедовать Манчо явно много и охотно работал. Проповеди у него непафосные, без нажима, с замечательной самоиронией. Уже не говоря, что они положены на приятную, опять же совершенно непафосную музыку. Такие же теплые и мягкие у него клипы к песням, пример – Ahmet beyin ceketi (Куртка господина Ахмета).
Так что первое содержание мира Манчо: он религиозный, с острым стремлением к доброте. Это, наверное, не одно и то же, но мне кажется, в том и другом ему были близки суфии. Интересно, кстати, что большинство песен с проповедями у него по музыке имеют явный турецкий налет. А экзистенциальные размышления - почти все по музыке чисто европейские. В музыкальном смысле его мир оставался несколько двойственным.
Некоторые проповеди у него не столько религиозные, сколько о том, что жизнь проходит, что хорошо бы попасть в лучший мир, где нет смерти (Abbas yolcu, Путешественник Аббас). Но иногда он пишет, что дорога и после смерти не кончается (Yol, Дорога). Образ дороги вообще очень распространен в турецкой поэзии, но насчёт загробной дороги это интересно. Хотелось бы знать, куда она ведёт. Я вообще считаю, что после первой смерти – смерти тела – через некоторое время наступает вторая, более глубокая, с исчезновением души. Но это другая тема, а Манчо тут ничего не сказал.
Отличная самоирония у него во втором клипе к Bugün bayram, где он посмеивается над своей любовью к кольцам на пальцах. Самоирония вообще говорит о рефлексивной проработанности внутреннего мира.
Однако в его последних вещах все по-другому, мягкость исчезает, заменяется иногда чистым отчаянием. В последний период жизни Манчо вообще сильно изменился, стал намного тяжелее и серьезнее. Альбомы стали выходить реже, а в основном он занимался передачами на телевидении, в которых рассказывал о разных странах и культурах, то есть свой, ранее такой близкий ему, мир он покинул, перешёл в реальность. Возвращался к своему миру он для того, чтобы выразить самые грустные свои состояния. Это очень ясно по таким песням, как Benden öte benden ziyade с последнего альбома. Тут ему не до иронии, над всем превалирует ощущение близкой смерти.
Но вернёмся к более светлому периоду. Что еще прежде всего чувствуется в мире Манчо - этот мир очень теплый. О чем бы он ни писал, у него теплая музыка, теплые слова, он поет с теплыми интонациями. Вот, например, чудесная вещь Arkadaşım Eşek (Мой друг осел). Любовь к животным в ней - это символ любви к божественному миру.
Я, конечно, как большой ценитель абсурда, люблю нонсенс в его стихах. Об абсурдистской поэзии в Турции я ничего не знаю. Самый типичный пример у Манчо – песня Acih da bağa vir, как название, так и текст которой может хотя бы как-то интерпретировать только турок. Есть у него очень оригинальные строчки и во многих других песнях, например, Adem Oğlu Kızgın Fırın Havva Kızı Mercimek (Сын Адама - это раскаленная печь, а дочь Евы - это чечевица). В своем мире он любил неожиданности.
Естественно, много у Манчо и темы любви. Любой самый уточнённый мир невозможно представить без этого. Любовь у него исключительно к женщинам (что было бы не очевидно по его облику в молодости). На женских образах из его песен хотелось бы остановиться.
Одна из гениальных в своей простоте и светлом настрое песен – Halhal (Браслет). О ней он однажды сам рассказал: я хотел написать о свободной девушке, которая живёт как хочет и любит кого хочет. Женщины у Манчо всегда самостоятельны, живут своей жизнью. Лирический герой в основном ждёт, что ему скажут.
Эту тему он развил до логического конца в зажигательной песне Anahtar (Ключ), в которой главная героиня и вовсе недоступна, занимается только наукой, а автор ею восхищается, но мать советует ему не тратить силы напрасно, «девушка слишком умна». Песня очень веселая, так что о феминистской ориентации Манчо нисколько не жалеет.
Сам же лирический герой – Манчо это или нет? Скорее нет, чем да. Вернее, это тот он, которым он был в своем мире. В жизни он определенно был другим, но это ему было неважно. Можно сказать, вместе с миром он построил свой образ, каким он мог бы быть.
Один из шедевров начала позднего периода – песня Hatırlasana (Ты вспомни). Это вещь печали и отчаяния, в которой очень ясно отразился весь мир Манчо. По содержанию она, скорее всего, не имеет к реальной жизни автора никакого отношения. Ему было просто надо сказать важную для него вещь. Это песня про слезы, про экзистенциальную истину бессилия. Бессилие – это экзистенциал, говоря словами Хайдеггера, наряду с ужасом, тоской, решимостью и всем тем, что мы знаем из философии. С бессилием не надо бороться, оно должно захватить до конца, оно переформатирует человека, в будущем даёт мудрость. Не надо и казаться сильным. Не надо избегать слез и скрывать их. Про слезы Манчо вообще писал очень много, начиная с ранней Ali yazar Veli bozar (Али пишет, Вели портит), но ему оказалось недостаточно, и Hatırlasana написана специально ради этого.
Эта мягкость и слабость ничуть не препятствуют радости в отношении мира, наоборот, облегчают его принятие. На том же альбоме, на котором вышла Hatırlasana – альбом Darısı Başınıza 1989 – есть и легкая Domates biber partlıcan (Помидоры, перец, баклажаны), и важная, по виду веселая детская, но на самом деле серьезная пацифистская вещь Günaydın çocuklar (Доброе утро, дети). Обе они, и многие другие последующие, не несут никакого отвержения мира. Манчо даже в период депрессии не писал, что хочет умереть, он принимал жизнь. Хотя о смерти у него много упоминаний, и тоже спокойных и с принятием: мой Бог позовет меня, я уйду в другой мир, и хорошо. Там ангелы
Из четырех его поздних песен складывается его завещание. Это Ömrümün Sonbaharında (Осенью моей жизни), Hatırlasana, Beyhude Geçti Yıllar (Напрасно прошедшие годы) и Benden öte benden ziyade (Выше меня, больше меня). Из грустной констатации, что жизнь проходит, и, возможно, проходит напрасно, он видит один выход: в веру в Бога.
Вот, собственно, самое основное, что я хотела сказать об образах мира Барыша Манчо. Как уже упоминала выше, самый последний альбом из этого ряда немного выбивается. Он совсем тяжёлый, непонятно даже, осталась ли тогда у Манчо энергия строить этот свой мир. Beyhude geçti yıllar (Напрасно прошедшие годы) на первый взгляд песня любовная, но на самом деле это итог его разочарования. Даже в чисто любовных вещах из этого альбома возникают такие строки как «Бей меня, как хочешь, только не бросай» (Al beni – Возьми меня), что было ему раньше не свойственно. В грусти он находил смысл, но мазохизмом это не было. К чему бы он в конце концов пришел, сказать нельзя, в 56 лет он умер. С последнего альбома Benden öte benden ziyade (Выше меня, больше меня) – это как бы итог его завещания: четыре мусульманские книги и Бог, который остаётся всегда выше, но всегда с тобой, всегда готовый позвать к себе.
Хорошо, что такие авторы вообще бывают
